Кладбищенские истории
Автор: Няффная Каффаечка
Бета: пока нет. Может, кто хочет?
Фэндом: Loveless
Персонажи: Соби, Рицка, Ритсу, Сеймей, Нисей
Рейтинг: R
Жанры: Ангст, Драма, Мистика, Даркфик, Ужасы, Hurt/comfort, AU
Предупреждения: Смерть персонажа, OOC, Насилие
Размер: Миди, 13 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
читать дальшеСегодня учитель вновь наказал его.
Впрочем, ничего удивительного в том не было – наказывал его учитель каждый день, уже который год. Казалось, стоило бы привыкнуть, но нет, сегодня, после очередного удара кнута, после очередных гадких слов что-то внутри будто переломилось, покатилось вниз, от горла к солнечному сплетению, рассыпалось на тысячи искр и погасло. Что-то больное и тягучее, острое, как стекло, когда сенсей упомянул погибших родителей. Соби сам не знал, что на него нашло, только выскочил, схватив рубашку, и помчался вон из комнаты, по темному коридору, по гулкой пустой лестнице на улицу, по-осеннему темную, с жухлыми серыми листьями, которые разлетались под ногами, а сердце отстукивало «прочь-прочь», да так быстро, что ноги в такт не поспевали. Нестись, куда глаза глядят, убежать бы от этого седовласого жестокого человека, хоть куда-нибудь, только бы не видеть-не слышать-не чувствовать… Уже давно был вечер, солнце село, только тусклые фонари да луна освещали дорожки старого дремучего парка. Мальчик бежал, в одной рубашке на голое тело, не разбирая дороги, не видя ничего – очки он оставил в кабинете, и глаза начали слезиться. «Это от ветра» - убеждал себя светловолосый двенадцатилетний ушастый ребенок, а сердце стучало, будто секундная стрелка на часах Рицу-сенсея, когда Соби сидел у него в кабинете и ждал, пока опекун закончит схемы и графики для работы. Время тогда тянулось медленно-медленно, сейчас же оно вовсе застыло, Соби бежит по густой тягучей патоке, а время не движется.
Оградка…
Тут-то Соби и застыл. Испугался было, да поздно, сам не заметил, как к кладбищу старому, что возле речки, прибежал. Страшно, кожа покрылась вмиг мурашками, то ли от холода, то ли от страха. Только…чего бояться? Соби уже ничего не страшно. Вот откроет сейчас калиточку да зайдет. Надоело так, что и жить не хочется, все эти слова Минами да его побои, вот лечь бы в могилку, да там уснуть. А утром его закопают и следа не найдешь после, гадкий сенсей, сколько не ищи. Шажок, ещё шажок, маленькие ножки быстро бредут по затертому гравию среди темных надгробий, холодный ветер свистит, воет, небо тучами затянуло, теперь уж вовсе ничего не видно, ещё и дождь стал накрапывать. Соби весь дрожал, теперь точно от холода, зубы стучали, а длинные влажные волосы лезли в лицо, и без того мешая видеть, мальчик пытался поправлять их рукой, но ветер был такой сильный, что они тут же спутывались обратно. В конце концов Соби просто не заметил в кромешной темноте бордюр и споткнулся, растянувшись на мокрой пожухшей траве, больно ударив коленку. Ветер внезапно утих, только тяжелые капли стучали по земле и мальчик сел, шмыгая носом, чтобы оглядеться, куда он забрел. Вокруг было всё так же темно, домой возвращаться придется чуть ли не на ощупь, а еле различимые хмурые надгробия уверенности не придавали. Соби оглянулся назад, в надежде, что хотя бы там будет какой-то намек на дорожку, ведущую к выходу и замер: позади него стоял памятник, высокий, красивый, вот только рядом с ним светился серебристый силуэт. Будто выжидал, наблюдая за ним. Страха вовсе не было, уже настолько всё опротивело, Соби просто смотрел на силуэт, молча, бездумно, уже всё равно было, что с ним станет.
- Зачем ты пришел?
Ребенок вздрогнул от неожиданности, поднял глаза, по мокрым волосам капельки воды скользят, а в глазах отчаяние. Сам не знал, зачем пришел, только потянулся бездумно вперед, всем телом, будто хотелось забыться, будто светлый силуэт мог помочь ему. Не оглядываясь, не сожалея, чтобы враз разрешить все тревоги. Но силуэт стоял выжидающе, и Соби опустил голову, невидяще глядя на гравий под коленями.
- Зачем тебе знать?
Осмелел, поднял взгляд, теперь уже с упреком разглядывая светлый силуэт. Ему-то какое дело? А силуэт меж тем не двигался, светился себе, и теперь уже отчетливо можно было различить тонкие черты и вовсе юное лицо. Спокойное, сосредоточенное, взгляд отчужденный, но не было в нем враждебности. Дождь же перешел в настоящую грозу, с ветром и молниями, хлестал что есть силы, деревья гнулись, треща ветками, грозя обломиться и задеть ненароком.
- Детям нечего делать на кладбище, а тем более – ночью, да ещё в такую погоду. Тебе мама разве не говорила?
- Нет у меня мамы!
Соби тяжело дышал, мокрый насквозь, светлая рубашка липла к телу, руки-ноги от холода занемели, но от злости он уже ничего не чувствовал, даже дрожать перестал. Он, наверное, сошел с ума, не бывает ведь на свете призраков, Минами говорил, что их не существует, зато бывают галлюцинации, а значит, это ему кажется, а может – снится, но он проснется и всё будет в порядке. Только для того, чтобы проснуться, нужно ведь уснуть? Мальчик решительно поднялся, тело теперь горело, кожу жгло, будто кто углей горячих рассыпал и теперь раздувал, ветра бы, чтобы остыть!
Плюх!
Нога поехала, соскользнула по раскисшей земле, и ребенок упал, гром заглушил глухой удар о злополучный бордюр, Соби так и остался лежать возле высокого темного надгробия, раскинув руки, как маленький листик в палисаднике.
Под веками вначале была темнота, но чуть позже начало светлеть. Вот уже видится ему, как он идет по лугу, светлому, зеленому, трава на нем стелиться, напоминая тонкие длинные волосы, и хотелось запустить в них руку, разлечься, как на шелковом ковре. А перед ним вдруг показался давешний призрак, но уже в облике живого молодого человека, с темными волосами, тонкой светлой кожей и умным цепким взглядом глаз. Цвет их Соби разобрать не мог, темные, но взгляд теплый, доброжелательный, будто уже много лет знакомы. Он сидел на траве, подняв лицо к солнцу, лучи касались его кожи и вспыхивали яркими искрами, тут же исчезая.
- Так что у тебя приключилось?
Тот самый внимательный взгляд скользнул по нему, оглядел сверху вниз и вновь – глаза в глаза, нетерпеливо, требовательно. А что Соби делать? И не убежишь никуда, да и не хочется. Уже не холодно, уже тепло и спокойно, чувство невесомости во всем теле, словно оно и не своё, теперь он точно спит, а значит, можно не бояться, можно довериться и рассказать. Мальчик сел рядом, но на собеседника своего не смотрел, опустил взгляд куда-то на травинки рядом, в которых божьи коровки и какие-то мелкие мотыли копошатся, а после начал говорить. Вначале шепотом и пусто, тихо, серо, будто не о себе говорил отстраненно, а о ком другом. Не смотрел на ожившего призрака, только рассказывал, а голос его шелестел, как та старая сухая листва под ногами осенью. Краем глаза замечая, как обстановка вокруг начала меняться, как вновь стали проступать тяжеловесные очертания надгробий и кладбищенских оград, как капли воды из полупрозрачных, едва заметных становились весомыми и хлестко били по лицу. Мельком лишь единожды бросил взгляд на могильную плиту, как раз, когда молния сверкнула, выхватив из темноты «Аояги Рицка». Говорил-говорил-говорил, о погибших родителях, о том, как его сенсей взял к себе жить, и как ему жилось, и о том, какими методами Рицу его воспитывал. Соби не верил в призраков, и ему казалось, что он либо с ума сходит, либо спит наяву, иначе он никак не мог объяснить, почему говорит, ночью, среди грозы, на кладбище. Просто нужно выговориться, всё равно, кому, хоть могильному камню. Говорил и говорил, будто выплескивал из себя всё то гадкое, темное и тяжелое, что копошилось внутри, давило и не позволяло дышать, и казалось, что с каждым словом по телу электрические заряды бежали, принося огоньки тепла. А когда закончил, поднял голову и… очнулся. Открыл глаза, но вокруг лишь темнота, попробовал повернуть голову и чуть не закричал – движение отозвалось болью, вспыхнуло алым перед глазами, ударило по каждой клеточке, участку тела и затаилось в затылке. Рядом никого не было, ветер шумел и лил дождь, но Соби не чувствовал ничего, кроме боли и тепла, которые разлились по всему телу. Мальчик лежал и смотрел в темноту, в затянутое тучами мрачное небо, но странная вещь: гроза продолжалась, хоть и начиная затихать, а капли не долетали до него, как-будто оббегали по куполу или какой иной защите, ветра же и вовсе не было. Полежал, собрался с силами и приподнялся. Голова гудела, его мутило, но кое-как он встал, поднялся молча и медленно побрел прочь, не разбирая дороги, только возле калиточки опомнился, когда кладбище позади осталось. Но удивительная вещь: теплый купол не исчезал, ни дождь, ни ветер не проникали сквозь него, было спокойно и тепло, казалось, кто укутал и закрыл собою. Соби не помнил, как пришел домой, ноги сами привели, но в последний момент мальчик в нерешительности застыл перед дверью: не хотелось входить, сенсей, поди, ещё сильнее разозлился. Соби стоял, чуть дыша, когда наконец решился открыть дверь. Задержал дыхание, рука сама потянулась к массивной дверной ручке. Но едва коснулся, дверь открылась, на пороге Рицу-сенсей укоризненно смотрел сквозь очки, ни слова не говоря, взял за холодное тонкое запястье и вовлек внутрь, плотно захлопнув дверь. Завел в ванную, коротко бросив «раздевайся», стал что-то искать в шкафу. А когда повернулся с большим пушистым полотенцем в руках, Соби как раз снимал рубашку. Она вся бурая была от застывших пятен крови, но свежие алели ярко у светлого ворота. А когда Соби повернулся спиной, Минами-сенсей стремительно подошел к нему, цепкие пальцы охватили затылок Соби, прикасаясь к ране, отчего мальчик зашипел.
- Как ты ударился?
- Поскользнулся, упал…
Отвечать совсем не хотелось, от прикосновений голова болела ещё сильнее, хотелось вырваться, но Соби терпел. Сенсей укутал-таки его в полотенце и усадил, начал быстро набирать номера, что-то отрывисто говорить, придерживая трубку телефона плечом, попутно найдя где-то антисептик и обрабатывая раны на затылке и спине. А после помог одеть теплую кофту и усадил в машину. На часах впереди светилось 02:54, куда можно было ехать в такое время, мальчик понятия не имел, но не спрашивал, сидел молча, пока машина мчалась по дороге, а после вовсе задремал. Проснулся только когда машина остановилась и чьи-то руки вытащили его с заднего сидения. Послышались голоса, в глаза ударил свет, и Соби уложили на каталку все те же осторожные руки, повезли куда-то, только от этой тряски всё внутри замутило, и Соби чуть не упал. Желудок отозвался спазмом, но опять кто-то его удержал, пока было плохо, а после вновь уложил на каталку. Что дальше было, Соби уже почти не помнил, все события неслись каруселью перед глазами: обследования, консультации врачей, уколы, капельницы… Единственное, в чем мальчик был уверен до конца: Минами всё время был рядом. А когда Соби наконец уложили в палату он остался с ним, сел рядом у кровати, положив голову на сложенные руки. Соби был слишком уставшим и почти сразу уснул, но хмурился во сне, сжимал маленькие кулачки. Тогда Рицу лег рядом, благо койка была широкой, и обнял его. Если бы посторонний зашел, он бы ничего не заметил, но если бы зашел человек, знакомый с Системой, он с удивлением увидел бы, как две фигуры, мальчишеская и взрослая, сплетены, окутаны золотистой нитью, как капли-бусины Силы текут по этой Нити от сенсея к ребенку, медленно, но целенаправленно, как растворяются, прикасаясь к коже мальчика, отчего дыхание Соби выравнивается, а складочка между бровями разглаживается. И любой, кто знаком с Системой, с удивлением отметил бы, что сенсей активировал Связь.
В этот раз сон был тяжелым, затягивал, как болото, но в конце концов Соби будто вынырнул из мутной воды, оказавшись в своей комнате. Всё было, как прежде, но на его постели сидел давешний призрак в образе живого человека. В руках у него был альбом с рисунками Соби, он перебирал их, медленно и осторожно, с интересом рассматривая каждый.
- Ты прекрасно рисуешь. У тебя талант…Как тебя зовут, кстати?
- Что вы здесь делаете?
У Соби не было сил удивляться, он лишь подошел и хотел вытянуть папку из рук незваного гостя, но молодой человек внезапно удержал её.
- Как тебя зовут, маленький? Скажешь, отдам рисунки.
И улыбнулся, глаза лукаво смотрели на Соби из-под челки. Ну что с таким делать?
- Соби. И я уже не маленький. Так вы что здесь делаете?
- А меня – Рицка. И ты ещё маленький. Маленький-маленький, хоть и очень серьезный. Призрак нахмурился. – На кладбище скучно. И холодно. Там нет никого, почти все ушли. А те, кто остались, лежат себе, словно спят, и никогда не выходят. И ты сидишь, один, и не можешь уснуть.
- Вы боитесь быть в одиночестве? – Соби присел рядом на кровать. Призрака он уже совсем перестал бояться, раз уж выдалась такая возможность, так почему бы не поговорить?
- Я не настолько взрослый, чтобы говорить мне «вы». И одиночества не боюсь. Но ведь ты сам пришел на кладбище, и начал рассказывать призраку о том, что у тебя дома происходит. Если бы ты не был одинок, этого бы никогда не случилось. Поэтому думаю, ты сам знаешь ответ на свой вопрос.
Они молчали, Соби нечего было сказать в ответ. Просто сидели в залитой солнцем комнате под крышей, на постели Соби, укрытой ярким клетчатым одеялом, а часы тихонько тикали в прихожей. У Соби было много вопросов, но как начать разговор, он не знал. Тогда Рицка нал первым.
- Ты не против, я буду иногда приходить к тебе во сне?- И, увидев настороженный взгляд мальчика, тут же добавил: - Тебе не нужно будет ходить на кладбище, чтобы что-то рассказать, я сам буду приходить к тебе, чтобы никто не тревожился.
- А как ты вообще попал на кладбище? Я имею в виду, как ты…
- Умер?
Рицка пытливо смотрел на смутившегося мальчика, как тот поджал ушки и опустил голову, потом улыбнулся чуть грустно:
- Понятия не имею. У меня начались галлюцинации и потеря памяти с семнадцати лет, и спустя какое-то время брат решил, что мне будет лучше пройти лечение. Но мне становилось всё хуже и хуже. Никто не знает точную причину, почему я умер.
- Тебе тогда было…?
- Восемнадцать.
- А что за галлюцинации? Ты видел призраков, как я?
- Нет. Мне виделись странные вещи о моем брате, Сеймее, который работает, кстати, с твоим опекуном. Мне казалось, что он что-то делает с умершими людьми. Странно думать такое о родном брате. Потом я просто начал терять сознание, забывать, о чем говорил, путать даты и события. Брат очень волновался, это он уговорил меня лечиться в клинике. Но мне становилось только хуже. Как-то так, Соби.
- А вы… Ты знаешь Рицу-сенсея?
- Видел несколько раз, когда приходил к брату на работу. Кстати, Соби. А в школу ты ходишь?
- Нет, я занимаюсь дома с учителями или с Рицу-сенсеем.
- Да, о последнем я точно помню. Так я могу приходить к тебе иногда?
Соби раздумывал. А потом, приняв решение, серьезно посмотрел на Рицку.
- Приходи, я буду рад.
…И проснулся. Он был в палате, один, рядом никого не было. Сквозь жалюзи на окнах просвечивало солнце, отражаясь от холодных стен, всё вокруг было белое, и свет из окон неприятно резал глаза. Соби, прикрыв веки, продолжил рассматривать окружающую обстановку, попробовал пошевелиться, но правой руке что-то мешало. Приглядевшись, он увидел белую трубочку, которую зачем-то вставили в синюю жилку на руке. Потянулся к затылку, провел пальцами, чуть морщась – пока он дремал вчера на руках у сенсея под действием обезболивающего, рану на затылке успели зашить, отхватив при этом порядочную прядь волос.
Заняться было нечем, ни книжки, ни блокнота – ничего, на что можно было отвлечься. Соби рассматривал потолок и пятна света на стене, представляя их чудными животными. Жалюзи лениво шевелились от сквозняка, пятна-животные меняли форму, скручивались, двигались… Соби уж начал дремать от этого незатейливого занятия, но тут дверь в палату открылась.
- Добрый день Соби.
Минами в белом наглаженном халате присел на краешек койки. Он пахнул лекарствами, и очень органично выглядел в больничной атмосфере, настоящий доктор, как по телевизору показывают, только совсем чужой и очень далекий.
- Как ты себя чувствуешь?
Сухопарые пальцы скользили по запястью Соби, считая пульс. Ну точно доктор, Соби даже растерялся. Сенсей почти не брал его с собою на работу, мальчик и понятия не имел, как здесь всё устроено.
- Хорошо, только голова чуть болит, Минами-сан.
- Ты расстроил меня, Соби. Я волновался когда ты пропал. Надеюсь, впредь ты будешь отдавать отчет тем поступкам, которые совершаешь. Ты уже не маленький, пора бы повзрослеть. Тем более, что всё могло закончиться намного плачевнее. Ты понимаешь, о чём я говорю, Соби?
Соби опустил голову. Хотелось отвернуться, но не мог. Было стыдно немного за свой ребяческий поступок, но не один Соби был в этом виноват. Только сенсей не поймет ведь. Минами же, приняв поведение мальчика за согласие, положил небольшую коробочку на край покрывала. В ответ на удивленный взгляд мальчика он произнес:
- Это мобильный телефон. Я хотел бы, чтобы он всегда был с тобой. Могут случиться разные ситуации и я хочу знать, что с тобой и где ты, потому что тебе может понадобиться помощь. Я беспокоюсь о тебе, Соби. Может, я бываю иногда строг, но это необходимость. В дальнейшем, надеюсь, эта ситуация никогда больше не повторится. Ты понял меня, Соби?
- Да, сенсей.
Минами встал, тем самым обозначая окончание разговора.
- Мои коллеги сказали, что ничего серьезного, тебе просто нужен отдых. Сегодня вечером я заберу тебя домой.
…
3 недели, которые были положены Соби на отдых, пробежали быстро. Соби уже привык к такому распорядку дня, хотя поначалу было очень сложно так много лежать, но со временем он приспособился, начал рисовать и читать лежа, хоть сенсей и не одобрял этого. В первые дни у Соби поднялась температура и Минами пришлось некоторое время поволноваться, но видимо, произошедшее повлияло не только на Соби: Рицу стал сдержаннее и терпеливее.
В одну из ночей к Соби вновь пришел Рицка. Пока Соби лежал дома, Рицка частенько приходил во сне, развлекал его, рассказывал разные истории, а иногда Рицка поднимал руку вверх, и в его ладони оказывался либо мяч, либо ракетки … Они тогда вместе бегали по зеленому лугу и играли. Рицка, хоть и был старше Соби, вел себя, как его ровесник, смеялся, кричал. И улыбался. Каждый раз, как смотрел на Соби, украдкой или прямо, улыбался. А Соби улыбался ему в ответ, глядя, как солнечные зайчики играют в уголках губ, прячутся в складочках кожи, которые расходились лучиками у Рицкиных глаз, когда он смеялся, весело, заразительно. Невозможно было не улыбнуться ему в ответ.
В эту же ночь обстановка поменялась: они встретились в сосновом лесу, старом и светлом, где под ногами росла земляника и ландыши, а рядышком, за пеньком, прятался немаленький муравейник.
Рицка сидел на стволе поваленного дерева, давно поросшего зеленым пушистым мхом, чья борода свешивалась вниз, пряча кору дерева. Его глаза были закрыты, лицо поднято вверх, к солнышку, что просвечивало сквозь листву, мягкий свет очерчивал профиль, высвечивая, делая похожим на фарфоровую куклу, но когда Рицка открыл глаза и повернулся в сторону Соби, ощущение пропало, Рицка был живой, настолько живой, что можно прикоснуться, потрогать, и он будет самым настоящим, живым Рицкой. С каждой их встречей в улыбке Рицки было всё больше тепла, он теперь сам напоминал солнышко, теплое и мягкое, заботливое. Когда Соби подошел, Рицка взял его ладошки в свои.
- Я хочу, чтобы ты пришел завтра на кладбище. Не обязательно ночью, приходи на закате.
- Хорошо. Что-то случилось?
Рицка лукаво улыбался, заглядывая из-под челки в глаза Соби.
- Нет, будет для тебя сюрприз. А теперь пойдем, я тебя кое-что покажу.
Взял за руку, и, поднявшись с дерева, повел Соби по узким тропкам, вдоль которых рос орешник и невысокие кусты. Вокруг стрекотали кузнечики, ветер гулял меж высоких светлых сосен, мальчик не мог насмотреться, высоко поднимая голову и рассматривая всё вокруг. Внезапно они остановились. Перед ними журчал ручеек, широкий, быстрый, разбиваясь об острые крупные камни на множество мелких радуг, что-то нашептывая прибрежным камышам.
- Это не простой ручей, Соби. Имя ему - Шепот. Если загадать желание и переступить ручей, не замочив ног, то твое желание сбудется, потому что он нашепчет лесным духам о твоем желании.
Соби с сомнением оглядел ручей.
- Он широкий. Я, даже если разбегусь и прыгну, не смогу через него перебраться.
- Загадай желание. И я загадаю. А там посмотрим.
Соби молчал. Что он хочет? Сам, для себя. Чтобы сенсей не злился и не бил его? Чтобы родители вернулись? А может, чтобы Рицка ожил?
- Хочу, чтобы…
- Держись!
Рицка подхватил Соби на руки и прыгнул, мальчик от неожиданности даже испугаться не успел. А Рицке что? Ноги длинные, он легко перемахнул ручей. Даже с маленьким Соби на руках. Но едва коснулся земли…
- Соби! Просыпайся!
Такой сон прервался. Седовласый Рицу отдергивал занавески на окнах, и, деловито оглянувшись, произнес:
- Время вставать. Не задерживай меня.
…
Закат Соби встречал уже возле оградки кладбища. Никого не было видно, но Соби не волновался. Он знал, что Рицка сдержит слово.
- Привет, Соби!
Прозрачный бледный силуэт чуть светился у могильного камня.
- Привет!
Ребенок подошел ближе. Волоски на кончиках его ушек окрашивались в багряный цвет от заходящего солнца. Волоски, челка…На секунду показалось, что это не свет, а кровь. Рицка моргнул, что за марево привиделось? Глупости какие. И, чтобы скрыть замешательство, произнес:
- Соби, твой опекун рассказывал тебе о Системе?
Сказать, что Соби насторожился означало сказать ничего. Он нахмурился и недоверчиво глянул на Рицку.
- Значит, рассказывал. Соби, не надо так переживать, я тебе ничего плохого не сделаю.
- Откуда ты знаешь о Системе?
- Я системный, Соби. Я Жертва. А ты Боец, насколько я могу видеть. Ты хоть раз выходил в Систему?
- Да. Но только с сенсеем и совсем ненадолго.
- И что вы там делали?
- Он рассказывал мне о заклинаниях, самые простые я даже пробовал произносить. Но у меня не всегда получалось.
- А ты знал, что в Системе можно не только боевые заклинания колдовать?
- Это как?
- Доверься мне.
Но прежде, чем Рицка успел открыть свою Систему, он почувствовал прикосновение. Внутри от этого всё заледенело. Соби обнимал его, с широко распахнутыми глазами наблюдая, что происходит с Жертвой. А посмотреть было на что: однажды Рицу принес стержень с жидким азотом и показывал Соби, как вода мгновенно застывает от соприкосновения с жидким газом. Вот сейчас то же происходило с Рицкой: бестелесый прозрачный призрак приобретал цвет и объем, становясь совершенно живым. Первый раз за долгое время Рицка чувствовал тепло. Вот только Соби внезапно почувствовал, будто сотни липких невидимых холодных пальцев прикасаются к нему, от чего стало жутко и не по себе. Рицка вырвался, оттолкнул его, в голове промелькнула паническая мысль «Нельзя, глупый! Что же ты наделал?!».
- Не делай так больше никогда, слышишь меня, Соби!
Соби виновато опустил глаза, но ни слова не молвил. А вокруг уже вовсю развернулась Рицкина Система. Теплая и спокойная, уютная, как сам Рицка. Хозяин Системы провел пальцами, и от этого прикосновения в стороны разбежались цветные ручейки света.
- Попробуй!
Соби повторил движение, зачарованно глядя, как капельки света начали обретать очертания. Взмах руки, ещё – из хаотичных светящихся линий вырастало крохотное серебристое дерево, оно росло, ширилось, крепло…
- Здесь можно рисовать!
Соби с удивлением наблюдал за тем, что происходило. Вначале несмело, а потом всё с большей уверенностью он водил пальцами по подрагивающей ткани Системы, и новые образы расцветали, рождались на глазах из простых прикосновений.
...Домой мальчик вернулся поздно вечером, уставший. Но счастливый. Ему на встречу вышел Рицу, но Соби успел стереть улыбку с губ, опустил голову.
- Соби, мне завтра нужно уехать до вечера, поэтому у меня поручение к тебе: нужно забрать письма из больницы. Это очень важно, не забудь.
…
Спал мальчик крепко, впервые без сновидений. А когда проснулся, Минами уже уехал. День прошел совершенно обыденно, и, возвращаясь из художественной школы, Соби завернул в сторону больницы. Больница эта была просто огромной и очень современной, с несколькими корпусами и множеством этажей. Поздоровавшись с дежурной на приеме и узнав, где примерно можно забрать письма для сенсея, мальчик поднялся. Дорогу оказалось найти не так легко, и в конце концов он понял, что заблудился, забрел явно не туда: коридор, по которому он шел, был плохо освещаем, со множеством закрытых железных дверей. В конце коридора возвышалась не дверь даже, целые ворота! Скорее всего, это был выход на улицу, и Соби поспешил к нему, в надежде найти нужный вход уже со двора. Но с трудом открыв ворота, Соби застыл: перед ним было огромное помещение, ужасно холодное, там было множество столов с лежащими на них телами и высокие металлические шкафы с ящиками. Некоторые из них были приоткрыты, из них также были видны фрагменты тел. А рядом со столами несуетливо работал молодой темноволосый человек. Подле него стояли контейнеры со льдом, в которых лежали аккуратно отрезанные органы, в основном сердца и что-то ещё, похожее на большие фасолины, а сам врач аккуратно срезал кожу с очередного тела каким-то приборчиком, похожим на маленькую циркулярную пилу. Соби не мог понять, что он здесь делал, и уже открыл дверь, чтобы повернуть обратно, но тут врач заметил его. Он резко выключил инструмент и кинулся к Соби. Соби испугался, потому что врач был весь в крови, похожий на мясника, и кинулся прочь по коридору со всех ног.
-Постой!
Сеймей не хотел его толкать. Так получилось, нечаянно, и очень по-глупому. Врач в загрязненном кровью халате почти настиг мальчика у лестницы, только вместо того, чтобы схватить ребенка, промахнулся, отчего маленькое тело потеряло равновесие и покатилось вниз по лестнице, как раз на встречу поднимающемуся Акаме. Нисей успел подхватить тельце, прежде чем оно распласталось на нижней площадке, но толку от того уже было мало: ребенок был без сознания, дыхание тяжелое, хриплое и сбивчивое, а когда Нисей приподнял веки мальчика, только выдохнул грустно и хмуро глянул вверх, на Аояги. Два зрачка разных размеров смотрели в пустоту, дело было плохо, а на душе от этого – скверно.
-У него субарахноидальное кровотечение, Сеймей. Нужно вызывать нейрохирургов и разворачивать операционную.
- Вот и разворачивай операционную. Нейрохирурги нам не понадобятся.
- У него кровотечение! Он через несколько часов трупом будет, если ему не помочь!
Нисей еще раз присмотрелся к детскому, почти купольному лицу. Что-то знакомое промелькнуло в его чертах и молодой человек с длинными темными волосами спохватился.
- Это же сын Минами, неужели не узнаешь?
- Вот потому нам и не нужны нейрохирурги.
Аояги раздосадовано смотрел на нерадивого анестезиолога, на которого нужно было тратить драгоценное время, объясняя прописные истины.
-Как думаешь, если он очнется и вспомнит, что делал здесь, на кого он первым делом покажет пальцем? Он видел трупы, Акаме, и видел, зачем они здесь лежат. И если он всё расскажет папочке, то трупами будем мы с тобой. - Сеймей медленно спускался вниз, небрежно роняя слова.
- Да откуда он здесь вообще взялся? И что собственно, делает? Впрочем, какая уже разница.Что ты предлагаешь? Сам будешь оперировать кровотечение? – Акаме недоверчиво и чуть презрительно сощурил зеленые кошачьи глаза.
- Зачем оперировать кровотечение? Ты сам прекрасно знаешь, сколько стоят органы. Акаме, ты начинаешь меня раздражать своей глупостью. Разворачивай операционную и не трать моё время.
- Это же ребенок, Сеймей. Одно дело – брать органы у трупа, другое – убивать человека, тем более ребенка!
- Нисей, вероятность того, что он выживет, не такая уж большая. А даже если выживет, где гарантия, что он не останется растением или инвалидом? Минами нам ещё спасибо скажет. Но если он выздоровеет и всё вспомнит, то мы будем в тюрьме, и прежде всего – ты, Акаме. Выбор не так уж велик, так что шевелись.
…
Рицка не мог найти себе места. Со вчерашнего вечера он почувствовал ниточку. Тонкую, прочную, что тянулась из его груди и удалялась в неизвестном направлении. Но Рицка точно знал, что на том конце ниточки Соби. Соби, который связал его вчера, прикоснувшись, сам того не зная. Но теперь Связь, когда-то серебристая яркая струна, обвивала его удавкой, душила, забиралась под кожу и внутрь калеными иглами, скручивала несуществующие внутренности в тугой узел, от чего хотелось кричать, лезть на стену, что угодно, лишь бы ближе к Соби. Рицка чувствовал, что с Соби что-то случилось, что-то плохое, что мальчик сам себя не ощущает и скорее всего, сейчас без сознания. Но когда он почувствовал боль, будто его самого режут, лезут острыми ножами внутрь, Рицка заметался по кладбищу, как раненный зверь, с которого живьем снимали кожу. Проклятая оградка не выпускала его, он рвался, как пес на привязи, но ничего не мог сделать. А между тем он чувствовал всё, что происходило с телом Соби. Чувствовал, как рвутся ниточки жизни, когда острый нож аккуратно отводил сосуды, мышцы, нервы, чтобы… Чтобы что? От окончательного осознания у Рицки внутри всё начало ворочаться, как на каленых углях. Потому что Соби резали на части. Потрошили, как пойманную задохнувшуюся рыбу. Медленно, со знанием дела, ничего лишнего. Нож скользил по почечной артерии, разъединяя, отсекая, шел по нерву, и боль эта выворачивала тело судорогой. Единственное, о чём уповал Рицка – что Соби не чувствует этого всего, на большее он и не смел надеяться. Чувствовать, как умираешь заново, но в теле дорогого человека было во сто крат хуже, нежели собственная смерть. Чувствовать, как с каждой каплей крови убегает частичка жизни Соби, а самому быть абсолютно беспомощным – Рицка не мог представить, что может быть настолько плохо. Почка, вторая… Внутри всё горело огнем, обращаясь в пепел, как будто живьем вынимали душу, забавы ради, на потеху. Срезали кожу, дробили кости. Грубый нож пел, прикасаясь к ребрам, одно, другое… Обнаженные внутренние органы, нежные кружевные легкие, вмиг спавшиеся от исчезнувшего давления, висящая тряпочкой диафрагма… И сердце. Маленькое аккуратное сердечко, так старательно борющееся за жизнь, которое билось, как пойманная птичка в клетке, трепетное, смелое. Такое маленькое, что поместилось бы на пол рицкиных ладошки, но в котором было столько доброты. Нож не щадил ничего, скользил плавно, перерезая аорту и вены, лишая жизни, не оставляя и малейшей надежды. Фантомная смерть в фантомном теле была ужасающе живой. Рицка агонировал, Рицка цеплялся за утекающую с каждым несуществующим вдохом, с каждым несостоявшимся ударом сердца жизнь Соби, а сам ничем не мог помочь, только беспомощно наблюдал как умирает во второй раз, но с дорогим человеком.
...
На часах одиннадцать ночи, а Соби так и не вернулся.
Не вернулся он и в двенадцать, и в час. Телефон молчал, механический голос автоответчика резал слух, натягивая нервы до предела. Во всем доме свет горел только на кухне, где за большим овальным столом Рицу пил кофе, но глаза слипались. В конце концов, он сам не заметил, как уснул, хотя тревога внутри не давала ему ни секунды покоя. Снилось вначале что-то темное, тяжелое и липкое, как-будто он задыхался под водой. А потом расплывчатые гнетущие контуры начали приобретать замысловатые очертания, складываясь вначале в громоздкие камни и мрачные заборы, но вот уже Рицу стоит, и не где-нибудь, а на кладбище, что неподалеку. Под ногами гравий, а перед ним яма. Рицу не видит, кто рядом с нею, но знает, что кто-то оно есть, потому что лопата мерно движется, засыпая яму землей. Рицу не может повернуть голову, он лишь приближается всё ближе к яме, вот уж ему открывается дно, а на само глубине его...
Рицу не сразу узнал, что там. Какое-то месиво крови и мяса, покрытое небрежно сброшенной простыней, с развороченным животом, голой и пустой грудной клеткой... Только лицо, бледное, восковидно-фарфоровое, обрамленное светлыми, но уже грязными от земли волосами с пушистыми ушками не дало ошибиться: в яме лежал Соби. Скрученный, словно тряпочка без костей. Минами резко выдохнул и… проснулся. Холодный пот стекал по вискам, сердце заходилось в ритме, будто сумасшедшее.
В пятнадцать минут второго Минами не выдержал, набрал телефон полиции, скупо объяснив суть, на ходу одеваясь по пути в гараж. Соби, который должен был вернуться в девять, на худой конец, в полдесятого, а в самом крайнем случае – в десять, пропал, будто в воду канул. И вряд ли его так задержала просьба …Минами позвонил в художественную школу, но сонный дежурный сказал, что дети давно ушли, никто не оставался и не задерживался. Учителя Соби подтвердили, что он ушел вовремя и видели, как он выходил. Куда направился? В сторону больницы? Да, скорее всего. Больше Ритсу от них ничего не узнал. Машина неслась, едва вписываясь в узкие повороты, пальцы судорожно сжимали руль – Минами один раз уже чуть не потерял Соби. Неизвестно, как всё кончится в этот раз. На приемном покое уже стояли полицейские, врач подтвердила, что мальчик заходил, но не видела, чтобы он возвращался назад. Полицейские рассредоточились по территории больницы, а сенсей всё прокручивал в голове недавний сон. Он был настолько реалистично-жуткий, что Минами не мог успокоиться. Внезапно, на что-то решившись, он подошел быстрым шагом к инспектору.
- Мне нужны два человека, господин Накахито.
Полицейский отвлекся от выслушивания последних донесений и устало глянул на врача.
- Что случилось, господин Минами?
- Прошу Вас, мне нужны два ваших человека. Может, Соби уже нет здесь.
- Вы знаете, куда он мог пойти?
Минами нервно поправил очки.
- Прошу Вас, я боюсь, что могу не успеть.
... Пятью минутами позже Рицу уже мчал к кладбищу. Двое полицейских позади недоуменно переглядывались, но вслух ничего не произносили.
Когда Рицу резко затормозил у ограды кладбища, с заднего сидения послышались вовсе нелестные возгласы, но Минами не обращал уже внимания, он вытащил лопату из багажника и кинулся по узкой темной дорожке, что вела в дальний конец кладбища. Он торопился, почти бежал, в голове проносилось единственное «Лишь бы это был сон, просто сон, прошу!». Но вдруг он застыл: то самое место, что и во сне. И мягкая свежевскопанная земля в полуметре от него. Он, как сумасшедший, принялся копать, торопясь, не думая о том, что испортит костюм и о том, что о нем подумают полицейские. Всё глубже и глубже, внезапно лопата на что-то натолкнулась, был слышен хруст, как-будто Рицу разрубил ветку. Он принялся бережно разгребать землю у этого места, полицейские вначале молча наблюдали за ним, затем принялись помогать.
Рука. То, на что натолкнулась лопата, оказалось рукой. Маленькой развороченной рукой, без костей и со снятой кожей, что по сути была обычным куском мяса, если бы не точеные маленькие пальцы. Рицу потянул за нее, как можно аккуратнее, почти нежно, и от этого неуместного здесь жеста инспектору Куробо стало вовсе не по себе. Он продолжал разгребать землю, и вслед за рукой показалось плечо, а там – светловолосая грязная голова с поникшими ушками и развороченная, абсолютно пустая грудная клетка с выломанными ребрами. После этого коллеге полицейского стало плохо, а сумасшедший сенсей, притащивший их в это безумное место вцепился в маленькое тело, резко потянул на себя, прижимая к груди. Вцепился, словно маленький, крепко-крепко, так, что тельце частями заскользило меж его пальцев, словно желе, одна голова была как-будто живая, ей совсем здесь не место было. А сенсей стиснул хрупкие останки и стал раскачиваться, вперед-назад, вперед-назад, будто баюкал ребенка, а после взвыл. Выл, не переставая, продирая до костей этим жутким звуком, по грязным щекам котились слезы, ручьем, а сенсей выл. Уже голос хрипел, а тот не мог замолчать, кажется. Ещё немного, и просто вотрет в себя тельце, сольется с ним, лишь бы оживить, хоть на секунду.
…
Когда Рицке стало чуть лучше, когда всё закончилось, он беспомощно сидел, глядя на свои прозрачные руки. Он не знал, где Соби, не знал, что с ним, просто молча сидел и ждал, сам не зная чего. Но вскоре у ограды затормозила машина, из неё вышел некто, и, открыв багажник, извлек оттуда лопату и объемный мешок. Ниточка связи забилась, как сумасшедшая, вовсю потянула Рицку к этому бесформенному целлофановому свертку. А в приехавшем мужчине Рицка узнал Нисея, друга его брата. Он шел по тропинке и Рицка последовал за ним. Позже Нисей остановился и, тяжело вздохнув, принялся копать. А выкопав яму достаточной глубины, бросил в него мешок. От резкого удара целлофан порвался, и из него вывалилась нога с торчащей костью, а врач, поморщившись, стал закапывать яму. Аояги не раздумывая нырнул под землю, устроился рядом, руки проникли сквозь ненавистный целлофан и прикоснулись к остаткам кожи. Без сомнения, это был Соби. Невесомые пальцы касались растрощенных ребер, так нежно, как никогда не могли прикоснуться. Ни во сне. Ни при жизни. Соби, его маленький Соби теперь лежит здесь. Острые осколки костей ранят, но не призрачную плоть, а душу, впиваются глубоко, врастают, как паразит, а Рицка ничего с этим поделать не может. Но вот Жертва чувствует под пальцами движение: душа Соби проснулась. Тут же выдернуть его из-под земли. Чтобы не испытал того жуткого, страшного, когда понимаешь, где ты, а потом – что ты. Пусть уж на воздухе, пусть рядом шумит ветер и шелестит мутная грязная речка. Соби не заметит этого, Соби будет с ним. А чуть позже пришел Минами, и тут уж даже Рицке стало его жаль: чувства опекуна Соби он прекрасно понимал.
…
Минами не мог объяснить, почему он поехал на кладбище. Не мог сказать, почему точно знал, где закопан труп. Он вообще ничего не мог произнести, только просил допустить его ко вскрытию, вместе с другими специалистами. Он был спокоен, серьезен и собран, что нелепо контрастировало с напрочь измазанным в грязи дорогим костюмом. Но Минами допустили. Он сам своими глазами видел, во что превратилось тело его подопечного мальчика: были удалены почки, легкие и сердце, кожа и большая часть крупных костей. Удалили даже роговицу глаз, они теперь напоминали мутное желе. После этого сенсей, ни слова не сказав, вышел прочь из секционного зала, даже дверь не закрыл. Вышел и закурил. В голове и внутри было пусто, как-будто органы вырезали не Соби, а ему. Единственный его мальчик, и он его не уберег.
Позже Рицу ввели дозу снотворного и он уснул, мгновенно, в своем кабинете. И ему вновь приснился Соби, но он был уже не один, а с высоким темноволосым человеком. Рицу видел его раньше, но всё никак не мог вспомнить. Лишь спустя несколько секунд понял, что это – брат Сеймея, одного из его хирургов, он умер, кажется, год назад.
- Минами-сан, у меня к Вам просьба!
Соби казался невероятно живым. Это ведь чушь, что его убили, просто дурной сон! Вот же он, живой, настоящий! Но Соби стоял, не отпуская руки брюнета и продолжал:
- Минами-сан, приведите пожалуйста Сеймея этой ночью на кладбище. Сделайте так, чтобы он был связан и не мог двинуться и оставьте возле могилы его брата. Аояги Рицки. Прошу Вас!
- Почему Сеймея?
Минами уже ничего не понимал, только смирившись слушал, с тоскою глядя на Соби.
- Это он убил меня. Меня и Рицку. Темноволосый молодой человек приобнял Соби, и посмотрел на сенсея.
- Пожалуйста, выполните нашу просьбу. А я сделаю так, что Вы увидите живого Соби уже через год. Живого и здорового, невредимого. Клянусь Вам!
…
- Скальпель. Кохер. Иглу. Вот черт!
- Дефибриллятор! Быстрее!
Люди слаженно и быстро двигались в операционной, каждый выполнял свою функцию. Операция производилась мальчику с тяжелым пороком сердца. Его родители были достаточно обеспечены, но донора так и не удавалось найти. Они уже отчаялись, но вчера им позвонили и сообщили, что есть донорское сердце и утром уже нужно срочно выполнять операцию. Вот только по ходу вмешательства случилось непредвиденное: пересаженное сердце остановилось. По-научному это называлось клиническая смерть, так Рицка объяснил Соби, находившемуся тут же. В операционной. Все проходили мимо них, никто не замечал две фигуры у окна. А Соби меж тем увидел, как душа оперируемого пациента стала отделяться от тела.
- Соби, поторопись! Ты должен успеть!
Соби вдохнул глубоко, подошел к столу. Последний раз обернулся к Рицке. А после – к столу. Душа оперируемого ребенка смотрела на него, сосредоточенно, осознанно, а потом кивнула и устремилась вверх. А самого Соби непреодолимо стало затягивать, прямо в операционную рану, увлекало, как стремительный поток и Соби расслабился … Миг, и… растворился.
…
- Да какого черта!
Связанный оглушенный Сеймей едва очнулся, но тут же стал вырываться из пут. Напрасно. Рицу связывал его на совесть, а всё, что он делал, он делал качественно.
- Вы с ума сошли, господин Минами?!
- Умолкни. Нисея нашли ещё вчера ночью. Он всё рассказал, даже не думал утаивать.
- И что?- Глаза Сеймея сверкнули. Это повод притащить меня на кладбище?
- Здравствуй, братик.
Рицу и Сеймей синхронно обернулись на голос. У могильной плиты светился полупрозрачный призрак.
- Благодарю за работу, Минами-сенсей. Дальше ваша помощь уже не потребуется.
Рицу ничего не боялся. Никогда и ничего, особенно после случившегося. Но теперь у него вообще ни на что не оставалось сил, как только кивнуть и. уже ничему вообще не удивляясь, поскорее удалиться. Он успел только заметить, как какая-то склизкая субстанция, похожая на пуповину, потянулась от младшего брата к старшему, а потом он уже со всех ног помчался к выходу, а вслед ему раздался оглушающий, полный ужаса вопль.
…
- Аояги-сан, Вас не было вчера на работе.
- Простите, Мисори-сан, я отчитаюсь после. Я слышал, вчера была интересная операция? Кажется, у ребенка делали трансплантацию сердца?
- Да, но он до сих пор не очнулся. Мои коллеги опасаются, что если сердце не заработает к концу дня, придется решать вопрос об эвтаназии с его родителями.
- В таком случае, Вы не против, я взгляну на него?
- Разумеется, Аояги-сан.
Темные волосы, белый халат, на кармашке видный бейджик «Аояги Сеймей» и теплые, лучистые глаза, каких никогда не было у самого Сеймея. Прооперированный мальчик лежит, подключенный к аппарату, полностью поддерживающему его жизнеобеспечение. И Рицка в теле Сеймея подходит и ложится рядом. Обнимает, целует, гладит … активирует Связь. И представляет, как сердце начинает самостоятельно сокращаться, как часть его клеточек превращается в стволовые и мигрирует во все части тела с кровотоком. Телу нужен год, чтобы обновиться полностью, а значит, через год клетки тела Соби вовсю освоят новую среду и ровно через одиннадцать месяцев Соби будет совершенно таким, как был при жизни. У умершего мальчика, которому принадлежало тело, не было никаких шансов выжить, слишком ослаблено было оно было, операция была банальным выманиванием денег из отчаявшихся родителей. Но с Рицкой Соби выживет, у Рицки хватит сил на двоих. Ведь теперь не только сердце Соби бьется в этом теле, но и его душа, живая, жадная к жизни, ютится здесь. Рицка знает, что у них всё получится, и точно уверяется в этом, когда пересаженное сердце в маленькой груди совершает свой первый удар. Один, второй… Соби будет жить.
…
Двое стоят у ручья–Шепота, Рицка так и не спустил Соби с рук после прыжка, оба смотрят на мириады радуг возле берега. Рицка улыбается Соби, касается губами его кошачьего ушка.
- Так что ты загадал, маленький?
- Я хочу быть счастливым.
Улыбается, тянется к Рицке, глаза сияют. И Рицка знает, сам не поймет, почему:Соби будет счастлив.
А он, Рицка, постарается приложить все силы, чтобы это желание осуществилось.
Автор: Няффная Каффаечка
Бета: пока нет. Может, кто хочет?
Фэндом: Loveless
Персонажи: Соби, Рицка, Ритсу, Сеймей, Нисей
Рейтинг: R
Жанры: Ангст, Драма, Мистика, Даркфик, Ужасы, Hurt/comfort, AU
Предупреждения: Смерть персонажа, OOC, Насилие
Размер: Миди, 13 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
читать дальшеСегодня учитель вновь наказал его.
Впрочем, ничего удивительного в том не было – наказывал его учитель каждый день, уже который год. Казалось, стоило бы привыкнуть, но нет, сегодня, после очередного удара кнута, после очередных гадких слов что-то внутри будто переломилось, покатилось вниз, от горла к солнечному сплетению, рассыпалось на тысячи искр и погасло. Что-то больное и тягучее, острое, как стекло, когда сенсей упомянул погибших родителей. Соби сам не знал, что на него нашло, только выскочил, схватив рубашку, и помчался вон из комнаты, по темному коридору, по гулкой пустой лестнице на улицу, по-осеннему темную, с жухлыми серыми листьями, которые разлетались под ногами, а сердце отстукивало «прочь-прочь», да так быстро, что ноги в такт не поспевали. Нестись, куда глаза глядят, убежать бы от этого седовласого жестокого человека, хоть куда-нибудь, только бы не видеть-не слышать-не чувствовать… Уже давно был вечер, солнце село, только тусклые фонари да луна освещали дорожки старого дремучего парка. Мальчик бежал, в одной рубашке на голое тело, не разбирая дороги, не видя ничего – очки он оставил в кабинете, и глаза начали слезиться. «Это от ветра» - убеждал себя светловолосый двенадцатилетний ушастый ребенок, а сердце стучало, будто секундная стрелка на часах Рицу-сенсея, когда Соби сидел у него в кабинете и ждал, пока опекун закончит схемы и графики для работы. Время тогда тянулось медленно-медленно, сейчас же оно вовсе застыло, Соби бежит по густой тягучей патоке, а время не движется.
Оградка…
Тут-то Соби и застыл. Испугался было, да поздно, сам не заметил, как к кладбищу старому, что возле речки, прибежал. Страшно, кожа покрылась вмиг мурашками, то ли от холода, то ли от страха. Только…чего бояться? Соби уже ничего не страшно. Вот откроет сейчас калиточку да зайдет. Надоело так, что и жить не хочется, все эти слова Минами да его побои, вот лечь бы в могилку, да там уснуть. А утром его закопают и следа не найдешь после, гадкий сенсей, сколько не ищи. Шажок, ещё шажок, маленькие ножки быстро бредут по затертому гравию среди темных надгробий, холодный ветер свистит, воет, небо тучами затянуло, теперь уж вовсе ничего не видно, ещё и дождь стал накрапывать. Соби весь дрожал, теперь точно от холода, зубы стучали, а длинные влажные волосы лезли в лицо, и без того мешая видеть, мальчик пытался поправлять их рукой, но ветер был такой сильный, что они тут же спутывались обратно. В конце концов Соби просто не заметил в кромешной темноте бордюр и споткнулся, растянувшись на мокрой пожухшей траве, больно ударив коленку. Ветер внезапно утих, только тяжелые капли стучали по земле и мальчик сел, шмыгая носом, чтобы оглядеться, куда он забрел. Вокруг было всё так же темно, домой возвращаться придется чуть ли не на ощупь, а еле различимые хмурые надгробия уверенности не придавали. Соби оглянулся назад, в надежде, что хотя бы там будет какой-то намек на дорожку, ведущую к выходу и замер: позади него стоял памятник, высокий, красивый, вот только рядом с ним светился серебристый силуэт. Будто выжидал, наблюдая за ним. Страха вовсе не было, уже настолько всё опротивело, Соби просто смотрел на силуэт, молча, бездумно, уже всё равно было, что с ним станет.
- Зачем ты пришел?
Ребенок вздрогнул от неожиданности, поднял глаза, по мокрым волосам капельки воды скользят, а в глазах отчаяние. Сам не знал, зачем пришел, только потянулся бездумно вперед, всем телом, будто хотелось забыться, будто светлый силуэт мог помочь ему. Не оглядываясь, не сожалея, чтобы враз разрешить все тревоги. Но силуэт стоял выжидающе, и Соби опустил голову, невидяще глядя на гравий под коленями.
- Зачем тебе знать?
Осмелел, поднял взгляд, теперь уже с упреком разглядывая светлый силуэт. Ему-то какое дело? А силуэт меж тем не двигался, светился себе, и теперь уже отчетливо можно было различить тонкие черты и вовсе юное лицо. Спокойное, сосредоточенное, взгляд отчужденный, но не было в нем враждебности. Дождь же перешел в настоящую грозу, с ветром и молниями, хлестал что есть силы, деревья гнулись, треща ветками, грозя обломиться и задеть ненароком.
- Детям нечего делать на кладбище, а тем более – ночью, да ещё в такую погоду. Тебе мама разве не говорила?
- Нет у меня мамы!
Соби тяжело дышал, мокрый насквозь, светлая рубашка липла к телу, руки-ноги от холода занемели, но от злости он уже ничего не чувствовал, даже дрожать перестал. Он, наверное, сошел с ума, не бывает ведь на свете призраков, Минами говорил, что их не существует, зато бывают галлюцинации, а значит, это ему кажется, а может – снится, но он проснется и всё будет в порядке. Только для того, чтобы проснуться, нужно ведь уснуть? Мальчик решительно поднялся, тело теперь горело, кожу жгло, будто кто углей горячих рассыпал и теперь раздувал, ветра бы, чтобы остыть!
Плюх!
Нога поехала, соскользнула по раскисшей земле, и ребенок упал, гром заглушил глухой удар о злополучный бордюр, Соби так и остался лежать возле высокого темного надгробия, раскинув руки, как маленький листик в палисаднике.
Под веками вначале была темнота, но чуть позже начало светлеть. Вот уже видится ему, как он идет по лугу, светлому, зеленому, трава на нем стелиться, напоминая тонкие длинные волосы, и хотелось запустить в них руку, разлечься, как на шелковом ковре. А перед ним вдруг показался давешний призрак, но уже в облике живого молодого человека, с темными волосами, тонкой светлой кожей и умным цепким взглядом глаз. Цвет их Соби разобрать не мог, темные, но взгляд теплый, доброжелательный, будто уже много лет знакомы. Он сидел на траве, подняв лицо к солнцу, лучи касались его кожи и вспыхивали яркими искрами, тут же исчезая.
- Так что у тебя приключилось?
Тот самый внимательный взгляд скользнул по нему, оглядел сверху вниз и вновь – глаза в глаза, нетерпеливо, требовательно. А что Соби делать? И не убежишь никуда, да и не хочется. Уже не холодно, уже тепло и спокойно, чувство невесомости во всем теле, словно оно и не своё, теперь он точно спит, а значит, можно не бояться, можно довериться и рассказать. Мальчик сел рядом, но на собеседника своего не смотрел, опустил взгляд куда-то на травинки рядом, в которых божьи коровки и какие-то мелкие мотыли копошатся, а после начал говорить. Вначале шепотом и пусто, тихо, серо, будто не о себе говорил отстраненно, а о ком другом. Не смотрел на ожившего призрака, только рассказывал, а голос его шелестел, как та старая сухая листва под ногами осенью. Краем глаза замечая, как обстановка вокруг начала меняться, как вновь стали проступать тяжеловесные очертания надгробий и кладбищенских оград, как капли воды из полупрозрачных, едва заметных становились весомыми и хлестко били по лицу. Мельком лишь единожды бросил взгляд на могильную плиту, как раз, когда молния сверкнула, выхватив из темноты «Аояги Рицка». Говорил-говорил-говорил, о погибших родителях, о том, как его сенсей взял к себе жить, и как ему жилось, и о том, какими методами Рицу его воспитывал. Соби не верил в призраков, и ему казалось, что он либо с ума сходит, либо спит наяву, иначе он никак не мог объяснить, почему говорит, ночью, среди грозы, на кладбище. Просто нужно выговориться, всё равно, кому, хоть могильному камню. Говорил и говорил, будто выплескивал из себя всё то гадкое, темное и тяжелое, что копошилось внутри, давило и не позволяло дышать, и казалось, что с каждым словом по телу электрические заряды бежали, принося огоньки тепла. А когда закончил, поднял голову и… очнулся. Открыл глаза, но вокруг лишь темнота, попробовал повернуть голову и чуть не закричал – движение отозвалось болью, вспыхнуло алым перед глазами, ударило по каждой клеточке, участку тела и затаилось в затылке. Рядом никого не было, ветер шумел и лил дождь, но Соби не чувствовал ничего, кроме боли и тепла, которые разлились по всему телу. Мальчик лежал и смотрел в темноту, в затянутое тучами мрачное небо, но странная вещь: гроза продолжалась, хоть и начиная затихать, а капли не долетали до него, как-будто оббегали по куполу или какой иной защите, ветра же и вовсе не было. Полежал, собрался с силами и приподнялся. Голова гудела, его мутило, но кое-как он встал, поднялся молча и медленно побрел прочь, не разбирая дороги, только возле калиточки опомнился, когда кладбище позади осталось. Но удивительная вещь: теплый купол не исчезал, ни дождь, ни ветер не проникали сквозь него, было спокойно и тепло, казалось, кто укутал и закрыл собою. Соби не помнил, как пришел домой, ноги сами привели, но в последний момент мальчик в нерешительности застыл перед дверью: не хотелось входить, сенсей, поди, ещё сильнее разозлился. Соби стоял, чуть дыша, когда наконец решился открыть дверь. Задержал дыхание, рука сама потянулась к массивной дверной ручке. Но едва коснулся, дверь открылась, на пороге Рицу-сенсей укоризненно смотрел сквозь очки, ни слова не говоря, взял за холодное тонкое запястье и вовлек внутрь, плотно захлопнув дверь. Завел в ванную, коротко бросив «раздевайся», стал что-то искать в шкафу. А когда повернулся с большим пушистым полотенцем в руках, Соби как раз снимал рубашку. Она вся бурая была от застывших пятен крови, но свежие алели ярко у светлого ворота. А когда Соби повернулся спиной, Минами-сенсей стремительно подошел к нему, цепкие пальцы охватили затылок Соби, прикасаясь к ране, отчего мальчик зашипел.
- Как ты ударился?
- Поскользнулся, упал…
Отвечать совсем не хотелось, от прикосновений голова болела ещё сильнее, хотелось вырваться, но Соби терпел. Сенсей укутал-таки его в полотенце и усадил, начал быстро набирать номера, что-то отрывисто говорить, придерживая трубку телефона плечом, попутно найдя где-то антисептик и обрабатывая раны на затылке и спине. А после помог одеть теплую кофту и усадил в машину. На часах впереди светилось 02:54, куда можно было ехать в такое время, мальчик понятия не имел, но не спрашивал, сидел молча, пока машина мчалась по дороге, а после вовсе задремал. Проснулся только когда машина остановилась и чьи-то руки вытащили его с заднего сидения. Послышались голоса, в глаза ударил свет, и Соби уложили на каталку все те же осторожные руки, повезли куда-то, только от этой тряски всё внутри замутило, и Соби чуть не упал. Желудок отозвался спазмом, но опять кто-то его удержал, пока было плохо, а после вновь уложил на каталку. Что дальше было, Соби уже почти не помнил, все события неслись каруселью перед глазами: обследования, консультации врачей, уколы, капельницы… Единственное, в чем мальчик был уверен до конца: Минами всё время был рядом. А когда Соби наконец уложили в палату он остался с ним, сел рядом у кровати, положив голову на сложенные руки. Соби был слишком уставшим и почти сразу уснул, но хмурился во сне, сжимал маленькие кулачки. Тогда Рицу лег рядом, благо койка была широкой, и обнял его. Если бы посторонний зашел, он бы ничего не заметил, но если бы зашел человек, знакомый с Системой, он с удивлением увидел бы, как две фигуры, мальчишеская и взрослая, сплетены, окутаны золотистой нитью, как капли-бусины Силы текут по этой Нити от сенсея к ребенку, медленно, но целенаправленно, как растворяются, прикасаясь к коже мальчика, отчего дыхание Соби выравнивается, а складочка между бровями разглаживается. И любой, кто знаком с Системой, с удивлением отметил бы, что сенсей активировал Связь.
В этот раз сон был тяжелым, затягивал, как болото, но в конце концов Соби будто вынырнул из мутной воды, оказавшись в своей комнате. Всё было, как прежде, но на его постели сидел давешний призрак в образе живого человека. В руках у него был альбом с рисунками Соби, он перебирал их, медленно и осторожно, с интересом рассматривая каждый.
- Ты прекрасно рисуешь. У тебя талант…Как тебя зовут, кстати?
- Что вы здесь делаете?
У Соби не было сил удивляться, он лишь подошел и хотел вытянуть папку из рук незваного гостя, но молодой человек внезапно удержал её.
- Как тебя зовут, маленький? Скажешь, отдам рисунки.
И улыбнулся, глаза лукаво смотрели на Соби из-под челки. Ну что с таким делать?
- Соби. И я уже не маленький. Так вы что здесь делаете?
- А меня – Рицка. И ты ещё маленький. Маленький-маленький, хоть и очень серьезный. Призрак нахмурился. – На кладбище скучно. И холодно. Там нет никого, почти все ушли. А те, кто остались, лежат себе, словно спят, и никогда не выходят. И ты сидишь, один, и не можешь уснуть.
- Вы боитесь быть в одиночестве? – Соби присел рядом на кровать. Призрака он уже совсем перестал бояться, раз уж выдалась такая возможность, так почему бы не поговорить?
- Я не настолько взрослый, чтобы говорить мне «вы». И одиночества не боюсь. Но ведь ты сам пришел на кладбище, и начал рассказывать призраку о том, что у тебя дома происходит. Если бы ты не был одинок, этого бы никогда не случилось. Поэтому думаю, ты сам знаешь ответ на свой вопрос.
Они молчали, Соби нечего было сказать в ответ. Просто сидели в залитой солнцем комнате под крышей, на постели Соби, укрытой ярким клетчатым одеялом, а часы тихонько тикали в прихожей. У Соби было много вопросов, но как начать разговор, он не знал. Тогда Рицка нал первым.
- Ты не против, я буду иногда приходить к тебе во сне?- И, увидев настороженный взгляд мальчика, тут же добавил: - Тебе не нужно будет ходить на кладбище, чтобы что-то рассказать, я сам буду приходить к тебе, чтобы никто не тревожился.
- А как ты вообще попал на кладбище? Я имею в виду, как ты…
- Умер?
Рицка пытливо смотрел на смутившегося мальчика, как тот поджал ушки и опустил голову, потом улыбнулся чуть грустно:
- Понятия не имею. У меня начались галлюцинации и потеря памяти с семнадцати лет, и спустя какое-то время брат решил, что мне будет лучше пройти лечение. Но мне становилось всё хуже и хуже. Никто не знает точную причину, почему я умер.
- Тебе тогда было…?
- Восемнадцать.
- А что за галлюцинации? Ты видел призраков, как я?
- Нет. Мне виделись странные вещи о моем брате, Сеймее, который работает, кстати, с твоим опекуном. Мне казалось, что он что-то делает с умершими людьми. Странно думать такое о родном брате. Потом я просто начал терять сознание, забывать, о чем говорил, путать даты и события. Брат очень волновался, это он уговорил меня лечиться в клинике. Но мне становилось только хуже. Как-то так, Соби.
- А вы… Ты знаешь Рицу-сенсея?
- Видел несколько раз, когда приходил к брату на работу. Кстати, Соби. А в школу ты ходишь?
- Нет, я занимаюсь дома с учителями или с Рицу-сенсеем.
- Да, о последнем я точно помню. Так я могу приходить к тебе иногда?
Соби раздумывал. А потом, приняв решение, серьезно посмотрел на Рицку.
- Приходи, я буду рад.
…И проснулся. Он был в палате, один, рядом никого не было. Сквозь жалюзи на окнах просвечивало солнце, отражаясь от холодных стен, всё вокруг было белое, и свет из окон неприятно резал глаза. Соби, прикрыв веки, продолжил рассматривать окружающую обстановку, попробовал пошевелиться, но правой руке что-то мешало. Приглядевшись, он увидел белую трубочку, которую зачем-то вставили в синюю жилку на руке. Потянулся к затылку, провел пальцами, чуть морщась – пока он дремал вчера на руках у сенсея под действием обезболивающего, рану на затылке успели зашить, отхватив при этом порядочную прядь волос.
Заняться было нечем, ни книжки, ни блокнота – ничего, на что можно было отвлечься. Соби рассматривал потолок и пятна света на стене, представляя их чудными животными. Жалюзи лениво шевелились от сквозняка, пятна-животные меняли форму, скручивались, двигались… Соби уж начал дремать от этого незатейливого занятия, но тут дверь в палату открылась.
- Добрый день Соби.
Минами в белом наглаженном халате присел на краешек койки. Он пахнул лекарствами, и очень органично выглядел в больничной атмосфере, настоящий доктор, как по телевизору показывают, только совсем чужой и очень далекий.
- Как ты себя чувствуешь?
Сухопарые пальцы скользили по запястью Соби, считая пульс. Ну точно доктор, Соби даже растерялся. Сенсей почти не брал его с собою на работу, мальчик и понятия не имел, как здесь всё устроено.
- Хорошо, только голова чуть болит, Минами-сан.
- Ты расстроил меня, Соби. Я волновался когда ты пропал. Надеюсь, впредь ты будешь отдавать отчет тем поступкам, которые совершаешь. Ты уже не маленький, пора бы повзрослеть. Тем более, что всё могло закончиться намного плачевнее. Ты понимаешь, о чём я говорю, Соби?
Соби опустил голову. Хотелось отвернуться, но не мог. Было стыдно немного за свой ребяческий поступок, но не один Соби был в этом виноват. Только сенсей не поймет ведь. Минами же, приняв поведение мальчика за согласие, положил небольшую коробочку на край покрывала. В ответ на удивленный взгляд мальчика он произнес:
- Это мобильный телефон. Я хотел бы, чтобы он всегда был с тобой. Могут случиться разные ситуации и я хочу знать, что с тобой и где ты, потому что тебе может понадобиться помощь. Я беспокоюсь о тебе, Соби. Может, я бываю иногда строг, но это необходимость. В дальнейшем, надеюсь, эта ситуация никогда больше не повторится. Ты понял меня, Соби?
- Да, сенсей.
Минами встал, тем самым обозначая окончание разговора.
- Мои коллеги сказали, что ничего серьезного, тебе просто нужен отдых. Сегодня вечером я заберу тебя домой.
…
3 недели, которые были положены Соби на отдых, пробежали быстро. Соби уже привык к такому распорядку дня, хотя поначалу было очень сложно так много лежать, но со временем он приспособился, начал рисовать и читать лежа, хоть сенсей и не одобрял этого. В первые дни у Соби поднялась температура и Минами пришлось некоторое время поволноваться, но видимо, произошедшее повлияло не только на Соби: Рицу стал сдержаннее и терпеливее.
В одну из ночей к Соби вновь пришел Рицка. Пока Соби лежал дома, Рицка частенько приходил во сне, развлекал его, рассказывал разные истории, а иногда Рицка поднимал руку вверх, и в его ладони оказывался либо мяч, либо ракетки … Они тогда вместе бегали по зеленому лугу и играли. Рицка, хоть и был старше Соби, вел себя, как его ровесник, смеялся, кричал. И улыбался. Каждый раз, как смотрел на Соби, украдкой или прямо, улыбался. А Соби улыбался ему в ответ, глядя, как солнечные зайчики играют в уголках губ, прячутся в складочках кожи, которые расходились лучиками у Рицкиных глаз, когда он смеялся, весело, заразительно. Невозможно было не улыбнуться ему в ответ.
В эту же ночь обстановка поменялась: они встретились в сосновом лесу, старом и светлом, где под ногами росла земляника и ландыши, а рядышком, за пеньком, прятался немаленький муравейник.
Рицка сидел на стволе поваленного дерева, давно поросшего зеленым пушистым мхом, чья борода свешивалась вниз, пряча кору дерева. Его глаза были закрыты, лицо поднято вверх, к солнышку, что просвечивало сквозь листву, мягкий свет очерчивал профиль, высвечивая, делая похожим на фарфоровую куклу, но когда Рицка открыл глаза и повернулся в сторону Соби, ощущение пропало, Рицка был живой, настолько живой, что можно прикоснуться, потрогать, и он будет самым настоящим, живым Рицкой. С каждой их встречей в улыбке Рицки было всё больше тепла, он теперь сам напоминал солнышко, теплое и мягкое, заботливое. Когда Соби подошел, Рицка взял его ладошки в свои.
- Я хочу, чтобы ты пришел завтра на кладбище. Не обязательно ночью, приходи на закате.
- Хорошо. Что-то случилось?
Рицка лукаво улыбался, заглядывая из-под челки в глаза Соби.
- Нет, будет для тебя сюрприз. А теперь пойдем, я тебя кое-что покажу.
Взял за руку, и, поднявшись с дерева, повел Соби по узким тропкам, вдоль которых рос орешник и невысокие кусты. Вокруг стрекотали кузнечики, ветер гулял меж высоких светлых сосен, мальчик не мог насмотреться, высоко поднимая голову и рассматривая всё вокруг. Внезапно они остановились. Перед ними журчал ручеек, широкий, быстрый, разбиваясь об острые крупные камни на множество мелких радуг, что-то нашептывая прибрежным камышам.
- Это не простой ручей, Соби. Имя ему - Шепот. Если загадать желание и переступить ручей, не замочив ног, то твое желание сбудется, потому что он нашепчет лесным духам о твоем желании.
Соби с сомнением оглядел ручей.
- Он широкий. Я, даже если разбегусь и прыгну, не смогу через него перебраться.
- Загадай желание. И я загадаю. А там посмотрим.
Соби молчал. Что он хочет? Сам, для себя. Чтобы сенсей не злился и не бил его? Чтобы родители вернулись? А может, чтобы Рицка ожил?
- Хочу, чтобы…
- Держись!
Рицка подхватил Соби на руки и прыгнул, мальчик от неожиданности даже испугаться не успел. А Рицке что? Ноги длинные, он легко перемахнул ручей. Даже с маленьким Соби на руках. Но едва коснулся земли…
- Соби! Просыпайся!
Такой сон прервался. Седовласый Рицу отдергивал занавески на окнах, и, деловито оглянувшись, произнес:
- Время вставать. Не задерживай меня.
…
Закат Соби встречал уже возле оградки кладбища. Никого не было видно, но Соби не волновался. Он знал, что Рицка сдержит слово.
- Привет, Соби!
Прозрачный бледный силуэт чуть светился у могильного камня.
- Привет!
Ребенок подошел ближе. Волоски на кончиках его ушек окрашивались в багряный цвет от заходящего солнца. Волоски, челка…На секунду показалось, что это не свет, а кровь. Рицка моргнул, что за марево привиделось? Глупости какие. И, чтобы скрыть замешательство, произнес:
- Соби, твой опекун рассказывал тебе о Системе?
Сказать, что Соби насторожился означало сказать ничего. Он нахмурился и недоверчиво глянул на Рицку.
- Значит, рассказывал. Соби, не надо так переживать, я тебе ничего плохого не сделаю.
- Откуда ты знаешь о Системе?
- Я системный, Соби. Я Жертва. А ты Боец, насколько я могу видеть. Ты хоть раз выходил в Систему?
- Да. Но только с сенсеем и совсем ненадолго.
- И что вы там делали?
- Он рассказывал мне о заклинаниях, самые простые я даже пробовал произносить. Но у меня не всегда получалось.
- А ты знал, что в Системе можно не только боевые заклинания колдовать?
- Это как?
- Доверься мне.
Но прежде, чем Рицка успел открыть свою Систему, он почувствовал прикосновение. Внутри от этого всё заледенело. Соби обнимал его, с широко распахнутыми глазами наблюдая, что происходит с Жертвой. А посмотреть было на что: однажды Рицу принес стержень с жидким азотом и показывал Соби, как вода мгновенно застывает от соприкосновения с жидким газом. Вот сейчас то же происходило с Рицкой: бестелесый прозрачный призрак приобретал цвет и объем, становясь совершенно живым. Первый раз за долгое время Рицка чувствовал тепло. Вот только Соби внезапно почувствовал, будто сотни липких невидимых холодных пальцев прикасаются к нему, от чего стало жутко и не по себе. Рицка вырвался, оттолкнул его, в голове промелькнула паническая мысль «Нельзя, глупый! Что же ты наделал?!».
- Не делай так больше никогда, слышишь меня, Соби!
Соби виновато опустил глаза, но ни слова не молвил. А вокруг уже вовсю развернулась Рицкина Система. Теплая и спокойная, уютная, как сам Рицка. Хозяин Системы провел пальцами, и от этого прикосновения в стороны разбежались цветные ручейки света.
- Попробуй!
Соби повторил движение, зачарованно глядя, как капельки света начали обретать очертания. Взмах руки, ещё – из хаотичных светящихся линий вырастало крохотное серебристое дерево, оно росло, ширилось, крепло…
- Здесь можно рисовать!
Соби с удивлением наблюдал за тем, что происходило. Вначале несмело, а потом всё с большей уверенностью он водил пальцами по подрагивающей ткани Системы, и новые образы расцветали, рождались на глазах из простых прикосновений.
...Домой мальчик вернулся поздно вечером, уставший. Но счастливый. Ему на встречу вышел Рицу, но Соби успел стереть улыбку с губ, опустил голову.
- Соби, мне завтра нужно уехать до вечера, поэтому у меня поручение к тебе: нужно забрать письма из больницы. Это очень важно, не забудь.
…
Спал мальчик крепко, впервые без сновидений. А когда проснулся, Минами уже уехал. День прошел совершенно обыденно, и, возвращаясь из художественной школы, Соби завернул в сторону больницы. Больница эта была просто огромной и очень современной, с несколькими корпусами и множеством этажей. Поздоровавшись с дежурной на приеме и узнав, где примерно можно забрать письма для сенсея, мальчик поднялся. Дорогу оказалось найти не так легко, и в конце концов он понял, что заблудился, забрел явно не туда: коридор, по которому он шел, был плохо освещаем, со множеством закрытых железных дверей. В конце коридора возвышалась не дверь даже, целые ворота! Скорее всего, это был выход на улицу, и Соби поспешил к нему, в надежде найти нужный вход уже со двора. Но с трудом открыв ворота, Соби застыл: перед ним было огромное помещение, ужасно холодное, там было множество столов с лежащими на них телами и высокие металлические шкафы с ящиками. Некоторые из них были приоткрыты, из них также были видны фрагменты тел. А рядом со столами несуетливо работал молодой темноволосый человек. Подле него стояли контейнеры со льдом, в которых лежали аккуратно отрезанные органы, в основном сердца и что-то ещё, похожее на большие фасолины, а сам врач аккуратно срезал кожу с очередного тела каким-то приборчиком, похожим на маленькую циркулярную пилу. Соби не мог понять, что он здесь делал, и уже открыл дверь, чтобы повернуть обратно, но тут врач заметил его. Он резко выключил инструмент и кинулся к Соби. Соби испугался, потому что врач был весь в крови, похожий на мясника, и кинулся прочь по коридору со всех ног.
-Постой!
Сеймей не хотел его толкать. Так получилось, нечаянно, и очень по-глупому. Врач в загрязненном кровью халате почти настиг мальчика у лестницы, только вместо того, чтобы схватить ребенка, промахнулся, отчего маленькое тело потеряло равновесие и покатилось вниз по лестнице, как раз на встречу поднимающемуся Акаме. Нисей успел подхватить тельце, прежде чем оно распласталось на нижней площадке, но толку от того уже было мало: ребенок был без сознания, дыхание тяжелое, хриплое и сбивчивое, а когда Нисей приподнял веки мальчика, только выдохнул грустно и хмуро глянул вверх, на Аояги. Два зрачка разных размеров смотрели в пустоту, дело было плохо, а на душе от этого – скверно.
-У него субарахноидальное кровотечение, Сеймей. Нужно вызывать нейрохирургов и разворачивать операционную.
- Вот и разворачивай операционную. Нейрохирурги нам не понадобятся.
- У него кровотечение! Он через несколько часов трупом будет, если ему не помочь!
Нисей еще раз присмотрелся к детскому, почти купольному лицу. Что-то знакомое промелькнуло в его чертах и молодой человек с длинными темными волосами спохватился.
- Это же сын Минами, неужели не узнаешь?
- Вот потому нам и не нужны нейрохирурги.
Аояги раздосадовано смотрел на нерадивого анестезиолога, на которого нужно было тратить драгоценное время, объясняя прописные истины.
-Как думаешь, если он очнется и вспомнит, что делал здесь, на кого он первым делом покажет пальцем? Он видел трупы, Акаме, и видел, зачем они здесь лежат. И если он всё расскажет папочке, то трупами будем мы с тобой. - Сеймей медленно спускался вниз, небрежно роняя слова.
- Да откуда он здесь вообще взялся? И что собственно, делает? Впрочем, какая уже разница.Что ты предлагаешь? Сам будешь оперировать кровотечение? – Акаме недоверчиво и чуть презрительно сощурил зеленые кошачьи глаза.
- Зачем оперировать кровотечение? Ты сам прекрасно знаешь, сколько стоят органы. Акаме, ты начинаешь меня раздражать своей глупостью. Разворачивай операционную и не трать моё время.
- Это же ребенок, Сеймей. Одно дело – брать органы у трупа, другое – убивать человека, тем более ребенка!
- Нисей, вероятность того, что он выживет, не такая уж большая. А даже если выживет, где гарантия, что он не останется растением или инвалидом? Минами нам ещё спасибо скажет. Но если он выздоровеет и всё вспомнит, то мы будем в тюрьме, и прежде всего – ты, Акаме. Выбор не так уж велик, так что шевелись.
…
Рицка не мог найти себе места. Со вчерашнего вечера он почувствовал ниточку. Тонкую, прочную, что тянулась из его груди и удалялась в неизвестном направлении. Но Рицка точно знал, что на том конце ниточки Соби. Соби, который связал его вчера, прикоснувшись, сам того не зная. Но теперь Связь, когда-то серебристая яркая струна, обвивала его удавкой, душила, забиралась под кожу и внутрь калеными иглами, скручивала несуществующие внутренности в тугой узел, от чего хотелось кричать, лезть на стену, что угодно, лишь бы ближе к Соби. Рицка чувствовал, что с Соби что-то случилось, что-то плохое, что мальчик сам себя не ощущает и скорее всего, сейчас без сознания. Но когда он почувствовал боль, будто его самого режут, лезут острыми ножами внутрь, Рицка заметался по кладбищу, как раненный зверь, с которого живьем снимали кожу. Проклятая оградка не выпускала его, он рвался, как пес на привязи, но ничего не мог сделать. А между тем он чувствовал всё, что происходило с телом Соби. Чувствовал, как рвутся ниточки жизни, когда острый нож аккуратно отводил сосуды, мышцы, нервы, чтобы… Чтобы что? От окончательного осознания у Рицки внутри всё начало ворочаться, как на каленых углях. Потому что Соби резали на части. Потрошили, как пойманную задохнувшуюся рыбу. Медленно, со знанием дела, ничего лишнего. Нож скользил по почечной артерии, разъединяя, отсекая, шел по нерву, и боль эта выворачивала тело судорогой. Единственное, о чём уповал Рицка – что Соби не чувствует этого всего, на большее он и не смел надеяться. Чувствовать, как умираешь заново, но в теле дорогого человека было во сто крат хуже, нежели собственная смерть. Чувствовать, как с каждой каплей крови убегает частичка жизни Соби, а самому быть абсолютно беспомощным – Рицка не мог представить, что может быть настолько плохо. Почка, вторая… Внутри всё горело огнем, обращаясь в пепел, как будто живьем вынимали душу, забавы ради, на потеху. Срезали кожу, дробили кости. Грубый нож пел, прикасаясь к ребрам, одно, другое… Обнаженные внутренние органы, нежные кружевные легкие, вмиг спавшиеся от исчезнувшего давления, висящая тряпочкой диафрагма… И сердце. Маленькое аккуратное сердечко, так старательно борющееся за жизнь, которое билось, как пойманная птичка в клетке, трепетное, смелое. Такое маленькое, что поместилось бы на пол рицкиных ладошки, но в котором было столько доброты. Нож не щадил ничего, скользил плавно, перерезая аорту и вены, лишая жизни, не оставляя и малейшей надежды. Фантомная смерть в фантомном теле была ужасающе живой. Рицка агонировал, Рицка цеплялся за утекающую с каждым несуществующим вдохом, с каждым несостоявшимся ударом сердца жизнь Соби, а сам ничем не мог помочь, только беспомощно наблюдал как умирает во второй раз, но с дорогим человеком.
...
На часах одиннадцать ночи, а Соби так и не вернулся.
Не вернулся он и в двенадцать, и в час. Телефон молчал, механический голос автоответчика резал слух, натягивая нервы до предела. Во всем доме свет горел только на кухне, где за большим овальным столом Рицу пил кофе, но глаза слипались. В конце концов, он сам не заметил, как уснул, хотя тревога внутри не давала ему ни секунды покоя. Снилось вначале что-то темное, тяжелое и липкое, как-будто он задыхался под водой. А потом расплывчатые гнетущие контуры начали приобретать замысловатые очертания, складываясь вначале в громоздкие камни и мрачные заборы, но вот уже Рицу стоит, и не где-нибудь, а на кладбище, что неподалеку. Под ногами гравий, а перед ним яма. Рицу не видит, кто рядом с нею, но знает, что кто-то оно есть, потому что лопата мерно движется, засыпая яму землей. Рицу не может повернуть голову, он лишь приближается всё ближе к яме, вот уж ему открывается дно, а на само глубине его...
Рицу не сразу узнал, что там. Какое-то месиво крови и мяса, покрытое небрежно сброшенной простыней, с развороченным животом, голой и пустой грудной клеткой... Только лицо, бледное, восковидно-фарфоровое, обрамленное светлыми, но уже грязными от земли волосами с пушистыми ушками не дало ошибиться: в яме лежал Соби. Скрученный, словно тряпочка без костей. Минами резко выдохнул и… проснулся. Холодный пот стекал по вискам, сердце заходилось в ритме, будто сумасшедшее.
В пятнадцать минут второго Минами не выдержал, набрал телефон полиции, скупо объяснив суть, на ходу одеваясь по пути в гараж. Соби, который должен был вернуться в девять, на худой конец, в полдесятого, а в самом крайнем случае – в десять, пропал, будто в воду канул. И вряд ли его так задержала просьба …Минами позвонил в художественную школу, но сонный дежурный сказал, что дети давно ушли, никто не оставался и не задерживался. Учителя Соби подтвердили, что он ушел вовремя и видели, как он выходил. Куда направился? В сторону больницы? Да, скорее всего. Больше Ритсу от них ничего не узнал. Машина неслась, едва вписываясь в узкие повороты, пальцы судорожно сжимали руль – Минами один раз уже чуть не потерял Соби. Неизвестно, как всё кончится в этот раз. На приемном покое уже стояли полицейские, врач подтвердила, что мальчик заходил, но не видела, чтобы он возвращался назад. Полицейские рассредоточились по территории больницы, а сенсей всё прокручивал в голове недавний сон. Он был настолько реалистично-жуткий, что Минами не мог успокоиться. Внезапно, на что-то решившись, он подошел быстрым шагом к инспектору.
- Мне нужны два человека, господин Накахито.
Полицейский отвлекся от выслушивания последних донесений и устало глянул на врача.
- Что случилось, господин Минами?
- Прошу Вас, мне нужны два ваших человека. Может, Соби уже нет здесь.
- Вы знаете, куда он мог пойти?
Минами нервно поправил очки.
- Прошу Вас, я боюсь, что могу не успеть.
... Пятью минутами позже Рицу уже мчал к кладбищу. Двое полицейских позади недоуменно переглядывались, но вслух ничего не произносили.
Когда Рицу резко затормозил у ограды кладбища, с заднего сидения послышались вовсе нелестные возгласы, но Минами не обращал уже внимания, он вытащил лопату из багажника и кинулся по узкой темной дорожке, что вела в дальний конец кладбища. Он торопился, почти бежал, в голове проносилось единственное «Лишь бы это был сон, просто сон, прошу!». Но вдруг он застыл: то самое место, что и во сне. И мягкая свежевскопанная земля в полуметре от него. Он, как сумасшедший, принялся копать, торопясь, не думая о том, что испортит костюм и о том, что о нем подумают полицейские. Всё глубже и глубже, внезапно лопата на что-то натолкнулась, был слышен хруст, как-будто Рицу разрубил ветку. Он принялся бережно разгребать землю у этого места, полицейские вначале молча наблюдали за ним, затем принялись помогать.
Рука. То, на что натолкнулась лопата, оказалось рукой. Маленькой развороченной рукой, без костей и со снятой кожей, что по сути была обычным куском мяса, если бы не точеные маленькие пальцы. Рицу потянул за нее, как можно аккуратнее, почти нежно, и от этого неуместного здесь жеста инспектору Куробо стало вовсе не по себе. Он продолжал разгребать землю, и вслед за рукой показалось плечо, а там – светловолосая грязная голова с поникшими ушками и развороченная, абсолютно пустая грудная клетка с выломанными ребрами. После этого коллеге полицейского стало плохо, а сумасшедший сенсей, притащивший их в это безумное место вцепился в маленькое тело, резко потянул на себя, прижимая к груди. Вцепился, словно маленький, крепко-крепко, так, что тельце частями заскользило меж его пальцев, словно желе, одна голова была как-будто живая, ей совсем здесь не место было. А сенсей стиснул хрупкие останки и стал раскачиваться, вперед-назад, вперед-назад, будто баюкал ребенка, а после взвыл. Выл, не переставая, продирая до костей этим жутким звуком, по грязным щекам котились слезы, ручьем, а сенсей выл. Уже голос хрипел, а тот не мог замолчать, кажется. Ещё немного, и просто вотрет в себя тельце, сольется с ним, лишь бы оживить, хоть на секунду.
…
Когда Рицке стало чуть лучше, когда всё закончилось, он беспомощно сидел, глядя на свои прозрачные руки. Он не знал, где Соби, не знал, что с ним, просто молча сидел и ждал, сам не зная чего. Но вскоре у ограды затормозила машина, из неё вышел некто, и, открыв багажник, извлек оттуда лопату и объемный мешок. Ниточка связи забилась, как сумасшедшая, вовсю потянула Рицку к этому бесформенному целлофановому свертку. А в приехавшем мужчине Рицка узнал Нисея, друга его брата. Он шел по тропинке и Рицка последовал за ним. Позже Нисей остановился и, тяжело вздохнув, принялся копать. А выкопав яму достаточной глубины, бросил в него мешок. От резкого удара целлофан порвался, и из него вывалилась нога с торчащей костью, а врач, поморщившись, стал закапывать яму. Аояги не раздумывая нырнул под землю, устроился рядом, руки проникли сквозь ненавистный целлофан и прикоснулись к остаткам кожи. Без сомнения, это был Соби. Невесомые пальцы касались растрощенных ребер, так нежно, как никогда не могли прикоснуться. Ни во сне. Ни при жизни. Соби, его маленький Соби теперь лежит здесь. Острые осколки костей ранят, но не призрачную плоть, а душу, впиваются глубоко, врастают, как паразит, а Рицка ничего с этим поделать не может. Но вот Жертва чувствует под пальцами движение: душа Соби проснулась. Тут же выдернуть его из-под земли. Чтобы не испытал того жуткого, страшного, когда понимаешь, где ты, а потом – что ты. Пусть уж на воздухе, пусть рядом шумит ветер и шелестит мутная грязная речка. Соби не заметит этого, Соби будет с ним. А чуть позже пришел Минами, и тут уж даже Рицке стало его жаль: чувства опекуна Соби он прекрасно понимал.
…
Минами не мог объяснить, почему он поехал на кладбище. Не мог сказать, почему точно знал, где закопан труп. Он вообще ничего не мог произнести, только просил допустить его ко вскрытию, вместе с другими специалистами. Он был спокоен, серьезен и собран, что нелепо контрастировало с напрочь измазанным в грязи дорогим костюмом. Но Минами допустили. Он сам своими глазами видел, во что превратилось тело его подопечного мальчика: были удалены почки, легкие и сердце, кожа и большая часть крупных костей. Удалили даже роговицу глаз, они теперь напоминали мутное желе. После этого сенсей, ни слова не сказав, вышел прочь из секционного зала, даже дверь не закрыл. Вышел и закурил. В голове и внутри было пусто, как-будто органы вырезали не Соби, а ему. Единственный его мальчик, и он его не уберег.
Позже Рицу ввели дозу снотворного и он уснул, мгновенно, в своем кабинете. И ему вновь приснился Соби, но он был уже не один, а с высоким темноволосым человеком. Рицу видел его раньше, но всё никак не мог вспомнить. Лишь спустя несколько секунд понял, что это – брат Сеймея, одного из его хирургов, он умер, кажется, год назад.
- Минами-сан, у меня к Вам просьба!
Соби казался невероятно живым. Это ведь чушь, что его убили, просто дурной сон! Вот же он, живой, настоящий! Но Соби стоял, не отпуская руки брюнета и продолжал:
- Минами-сан, приведите пожалуйста Сеймея этой ночью на кладбище. Сделайте так, чтобы он был связан и не мог двинуться и оставьте возле могилы его брата. Аояги Рицки. Прошу Вас!
- Почему Сеймея?
Минами уже ничего не понимал, только смирившись слушал, с тоскою глядя на Соби.
- Это он убил меня. Меня и Рицку. Темноволосый молодой человек приобнял Соби, и посмотрел на сенсея.
- Пожалуйста, выполните нашу просьбу. А я сделаю так, что Вы увидите живого Соби уже через год. Живого и здорового, невредимого. Клянусь Вам!
…
- Скальпель. Кохер. Иглу. Вот черт!
- Дефибриллятор! Быстрее!
Люди слаженно и быстро двигались в операционной, каждый выполнял свою функцию. Операция производилась мальчику с тяжелым пороком сердца. Его родители были достаточно обеспечены, но донора так и не удавалось найти. Они уже отчаялись, но вчера им позвонили и сообщили, что есть донорское сердце и утром уже нужно срочно выполнять операцию. Вот только по ходу вмешательства случилось непредвиденное: пересаженное сердце остановилось. По-научному это называлось клиническая смерть, так Рицка объяснил Соби, находившемуся тут же. В операционной. Все проходили мимо них, никто не замечал две фигуры у окна. А Соби меж тем увидел, как душа оперируемого пациента стала отделяться от тела.
- Соби, поторопись! Ты должен успеть!
Соби вдохнул глубоко, подошел к столу. Последний раз обернулся к Рицке. А после – к столу. Душа оперируемого ребенка смотрела на него, сосредоточенно, осознанно, а потом кивнула и устремилась вверх. А самого Соби непреодолимо стало затягивать, прямо в операционную рану, увлекало, как стремительный поток и Соби расслабился … Миг, и… растворился.
…
- Да какого черта!
Связанный оглушенный Сеймей едва очнулся, но тут же стал вырываться из пут. Напрасно. Рицу связывал его на совесть, а всё, что он делал, он делал качественно.
- Вы с ума сошли, господин Минами?!
- Умолкни. Нисея нашли ещё вчера ночью. Он всё рассказал, даже не думал утаивать.
- И что?- Глаза Сеймея сверкнули. Это повод притащить меня на кладбище?
- Здравствуй, братик.
Рицу и Сеймей синхронно обернулись на голос. У могильной плиты светился полупрозрачный призрак.
- Благодарю за работу, Минами-сенсей. Дальше ваша помощь уже не потребуется.
Рицу ничего не боялся. Никогда и ничего, особенно после случившегося. Но теперь у него вообще ни на что не оставалось сил, как только кивнуть и. уже ничему вообще не удивляясь, поскорее удалиться. Он успел только заметить, как какая-то склизкая субстанция, похожая на пуповину, потянулась от младшего брата к старшему, а потом он уже со всех ног помчался к выходу, а вслед ему раздался оглушающий, полный ужаса вопль.
…
- Аояги-сан, Вас не было вчера на работе.
- Простите, Мисори-сан, я отчитаюсь после. Я слышал, вчера была интересная операция? Кажется, у ребенка делали трансплантацию сердца?
- Да, но он до сих пор не очнулся. Мои коллеги опасаются, что если сердце не заработает к концу дня, придется решать вопрос об эвтаназии с его родителями.
- В таком случае, Вы не против, я взгляну на него?
- Разумеется, Аояги-сан.
Темные волосы, белый халат, на кармашке видный бейджик «Аояги Сеймей» и теплые, лучистые глаза, каких никогда не было у самого Сеймея. Прооперированный мальчик лежит, подключенный к аппарату, полностью поддерживающему его жизнеобеспечение. И Рицка в теле Сеймея подходит и ложится рядом. Обнимает, целует, гладит … активирует Связь. И представляет, как сердце начинает самостоятельно сокращаться, как часть его клеточек превращается в стволовые и мигрирует во все части тела с кровотоком. Телу нужен год, чтобы обновиться полностью, а значит, через год клетки тела Соби вовсю освоят новую среду и ровно через одиннадцать месяцев Соби будет совершенно таким, как был при жизни. У умершего мальчика, которому принадлежало тело, не было никаких шансов выжить, слишком ослаблено было оно было, операция была банальным выманиванием денег из отчаявшихся родителей. Но с Рицкой Соби выживет, у Рицки хватит сил на двоих. Ведь теперь не только сердце Соби бьется в этом теле, но и его душа, живая, жадная к жизни, ютится здесь. Рицка знает, что у них всё получится, и точно уверяется в этом, когда пересаженное сердце в маленькой груди совершает свой первый удар. Один, второй… Соби будет жить.
…
Двое стоят у ручья–Шепота, Рицка так и не спустил Соби с рук после прыжка, оба смотрят на мириады радуг возле берега. Рицка улыбается Соби, касается губами его кошачьего ушка.
- Так что ты загадал, маленький?
- Я хочу быть счастливым.
Улыбается, тянется к Рицке, глаза сияют. И Рицка знает, сам не поймет, почему:Соби будет счастлив.
А он, Рицка, постарается приложить все силы, чтобы это желание осуществилось.